Дым отечества [СИ] - Татьяна Апраксина

Синьор Бартоломео Петруччи, видимо, несколько лучше представлял себе политическую сторону дела, поэтому ограничился списком необходимых ему вещей… заранее предупредив, что назначение части предметов он не сможет объяснить, поскольку над ними и с ними еще ведется работа. Впрочем, первую инструкцию для армейских хирургов Его Светлость получил через три дня. Она умещалась на одном листке бумаги, была внятной и подробной и сопровождалась серией рисунков, которые не составили бы автору славы художника, зато были анатомически точны и — что еще более важно — легко воспроизводимы при печати. Полученные предписания быстро отправились к печатникам, и на этом достойные внимания события закончились. На жизнь юного Орсини никто не покушался, за исключением скуки, множества запретов и нравоучений медиков, но этих врагов не считали смертельно опасными.

— Его Светлость герцог Бисельи проводит все время с супругой и окружен своей свитой, — докладывал капитан де Корелла ежедневно. — Обедает с Его Святейшеством. В общем, устрица какая-то, так просто не доберешься. Писем и записок ему не передавали. Его Святейшество, узнав о происшествии, прервал поездку и вернулся в Город, справедливо полагая, что все прочие дела подождут, а вот выгоревшая дыра на месте столицы истинной веры — роскошь излишняя. Решение верное, но зато теперь с источником неприятностей не поговоришь. А поговорить хочется. Потому что чем дальше в лес, а вернее в город, тем интереснее выглядят причины, по которым зять Его Светлости забрался на крышу с арбалетом. Как только стало ясно, что война откладывается, капитан де Корелла тихо перетряхнул Рому, разыскивая близких приятелей счастливо убиенного во цвете лет Хуана Корво. И с удивлением обнаружил, что большая их часть покинула этот бренный мир в течение прошлого года. А меньшая сочла за благо покинуть город. Из большей, ныне упокоившейся части, с миром — по естественным причинам в виде болезней, ранений и военных обстоятельств, — выбыла примерно треть, каждый в свой срок. А вот две трети, девять молодых бездельников из не самых последних семей полуострова, скончались одновременно, если судить по дате похорон, при самых непонятных обстоятельствах — но так, что ни одна из семей не подняла даже крика, что уж там говорить об оружии. Никакой мести. Никаких слухов и сплетен, вернее — никаких, кроме обычного городского бреда о кровной мести, несчастных любвях и дьяволе, уносящем всех замешанных вперемешку.

— Хоронили тишком, без лишних свидетелей, как прокаженных, — докладывал капитан. — Кстати, за несколько дней до похорон на Его Светлость Альфонсо напали неведомые разбойники.

— А эти при каких обстоятельствах?

— При неизвестных, — с удовольствием сообщил капитан. — Он ездил прогуляться один, и у старой городской стены на него — по его же словам — напали, так что дело дошло до свалки и ему крепко досталось. Как-то сумел выдраться и уехать. Вот с тех пор он по настоянию супруги всюду брал с собой охрану… каковой обычай нарушил только ради вас.

— Мигель, пригласи ко мне Уго. Он что-то говорил и об этом нападении — и как раз в связи с Петруччи. Приглашенный родич, которого не пришлось долго искать — он дневал и ночевал тут же, в палаццо Корво, — первые несколько минут смотрел на герцога, как на стену, украшенную особо заковыристой надписью: вспоминал. Де Монкада не страдал провалами в памяти, но в зависимости от настроения хозяина или его отношения к тем или иным персонам, события выстраивались в одни, другие и третьи ряды, как хорошо вымуштрованные аурелианские солдаты. Ромские и даже галльские так быстро перестраиваться не умели.

— Когда монна Лукреция и ее муж из-за этого Петруччи со мной поссорились, я решил, что это неспроста. Я — их родич, Петруччи им никто. И вообще вся эта история нехорошо пахла. И я пошел к отцам-доминиканцам. Выяснить, может ли тут быть недоброе, ну и сразу попросить посмотреть. Мне там сказали, что приворожить человека вообще нельзя, это бабушкины сказки. Ну и много чего другого сказали, я тебе пересказывал. А посмотреть — посмотрели, на обоих. И потом мне объяснили, что я не просто дурак, а какой-то особенный — все на свете перепутал. Никто из них Сатане не служит, а Альфонсо вообще чернокнижники в жертву принести пытались, только он им всю их черную обедню испортил, потому что ему умный человек объяснил — как…

— Раньше ты об этом не говорил, — наклоняет голову к плечу Корво.

— Раньше ты меня об этом не спрашивал, — разводит руками Уго, — да и это-то в общем ни при чем, я же на другое жаловался. Кстати, а зачем это тебе сейчас понадобилось?

— Интересно стало…

— Ка-а-ардинал! — стонет де Монкада. — Как есть кардинал. Да уже только слепой, глухой и немой от рождения идиот не догадался бы, кого ты подозреваешь. Нет же, надо крутить!

— Бывший кардинал, — улыбается Корво. Кажется, война помогла. Кардинальская мантия осталась в таком прошлом, что и упоминания о ней больше не беспокоят и не задевают. — Тут не в этом дело, Уго. Просто, кажется, нашего зятя в тот раз пытались убить люди, слишком часто гулявшие с Хуаном.

— А теперь подбросили его кинжал стрелку? Да я просто сразу не узнал, а теперь вспомнил, где уже видел, — улыбается Уго. — Интересные вещи тут у нас творятся. Присмотреть за Альфонсо на всякий случай?

— Не стоит. Он уже и так, кажется, думает нехорошее. И его сейчас охраняют люди отца.

— Ладно, ладно… — родич, обижаясь напоказ, откланивается и уходит.

— То есть, по мудрому совету синьора Петруччи, Его Светлость Альфонсо угробил девять чернокнижников зараз? — озадаченно трет лоб Мигель. — Полезный, должно быть, совет… любому арбалету форы даст.

— Да. И самое в нем интересное, что у Священного Трибунала не оказалось вопросов ни к жертве, ни к советчику. А доминиканцы нашему дому не друзья. В Роме, по крайней мере.

— Ну, Петруччи спросить несложно, он здесь. Вот только кинжал никто не подкидывал. Значит, герцог Бисельи сцепился с чернокнижниками, с которыми водился ваш покойный брат. Может быть, Тидрек на этом основании и состряпал свой подарочек — дескать, по какой бы причине им на Альфонсо еще нападать?

— Петруччи спросить несложно… но он не чернокнижник.

Де Корелла молча кивает. Герцог Беневентский может не обращаться к Священному Трибуналу, чтобы получить заключение о том, продался ли кто-то нечистой силе или нет. Некоторые вещи он различает сам. Хотя не всегда сразу — да и вообще не всегда, как это вышло с его покойным братом.

Поговорить с синьором Петруччи и правда оказалось легко. Сиенец был из тех, кто много работает, но не возражает,